Ирина Дубцова: «Как любую работающую маму, меня мучает чувство вины»

Наталья Родикова: Вижу, у вас хорошее настроение? Хороший день был?

Ирина Дубцова: У меня был замечательный день, один из... с одной стороны, обычных по расписанию, а с другой стороны, по моему внутреннему состоянию, он абсолютно особенный. Я сейчас нахожусь на таком душевном романтическом подъеме...

Неужели влюблена?

Да, влюблена! Это максимум, который я могу озвучить, стадия моего романтического подъема такова, что делиться я ею пока не готова. Но состояние такое... В восемь утра я встала и пошла в храм, жаль, не успела на причастие.

Я делаю это даже не для поддержания формы физической, той, которая зачастую навязана какими-то модными стандартами, а для того, чтобы чувствовать себя хорошо. Потому что, когда я занимаюсь спортом, я действительно чувствую себя хорошо. У меня, во-первых, ощущение выполненного долга...

Хорошая девочка?

Да, хорошая девочка, молодец, не лентяйка. А второе – это ощущение, что я собрана не только внутренне, но и внешне, физически.

Что было потом в этом хорошем дне?

Потом я завезла своего 13-летнего сына на тусовочку с друзьями – последние недели лета, каникулы, – и приехала к вам.

Артему 13 лет? Как вы себя чувствуете в роли мамы подростка?

Артему 13 лет... Я сама произношу и не верю. Я мама взрослого человека. Причем это произошло за год. Год назад у меня еще был ребенок, сейчас у меня в доме живет подросток.

В чем разница?

Разница огромная, просто пропасть. Конечно, Артем – очень специфический подросток, он очень дружелюбный, он оптимист – в меня, у него все хорошо все время. Не впадает в переживания, все у него на позитиве. С чувством юмора, что для меня, кстати, безумно ценно в мужчине.

Троллит вас?

Троллит, конечно! Естественно! Но очень по-доброму. Он очень тактильный, любит обниматься, как мой папа, царство ему небесное. Папа не мог мимо пройти, чтобы маму не приобнять, меня не чмокнуть, и Артем такой же. Это тоже здорово. То есть он очень трепетно к нам с бабушкой, с мамой моей, относится. Есть, конечно, в нем моменты какие-то – подростковой, может быть, лени, но это даже не лень, это... Он просто хочет делать одно, а ему надо делать другое, и, конечно, все, что надо делать, он променял бы на какую-нибудь тусовку с друзьями или поход с девочкой в кино. Но, в общем, как я обычно говорю, у меня нормальный пацан.

Есть обязанности по дому?

По дому глобально нет, только то, что касается его комнаты, его вещей и порядка в его пространстве. У него большая комната, лофт под крышей, пацанячья такая история. И там он, конечно, свинничает, получает за это от нас выговоры, я все время грожусь отобрать у него компьютер, или телефон, или что-нибудь.

На столе вот этот завал – еда, наушники, кеды вперемешку?

Кеды, вообще, обувь, – это особая страсть Артема. Модные кроссовки – это наше все. У него уже большая коллекция, и я, конечно, виновата – покупаю все это дело, но я понимаю, как ему это важно. Потому что вспоминаю себя в этом возрасте...

Это сейчас все уже есть в доступе, марки все, у кого на что хватает финансовых возможностей, кто-то подороже, кто-то подешевле... И я понимаю, что это такое дело – совсем отказывать ребенку нельзя. Конечно, за гранью мы ничего не покупаем, кожаную куртку Balenciaga за 300 тысяч, конечно, я ему никогда не куплю... Хотя, может, как заработаю миллиард! И куплю. Я могу, у меня комплекс работающей матери. (Смеется.)

Чувство вины?

Да, естественно. Как у любой много работающей мамы. Я не стесняюсь этого.

Расскажите чуть-чуть.

Мучает это чувство, и поэтому стараюсь ребенка порадовать, не отказываю ему, когда он что-то просит. А просит он не так: «Мам, слышь, купи мне», – нет, он ценит мой труд, он видит, что в нашей семье зарабатываю только я, он понимает, что все блага, которые у него есть, они есть по той причине, что я встала и пошла на работу.

У меня нет женихов, которые дают мне деньги, нет покровителей. К слову, я таких женщин не осуждаю, у которых покровители есть, но так сложилось, что я всю жизнь много работаю. Работаю, зарабатываю и трачу. Не коплю, не жалею, живу сегодняшним днем, моментом. Понятно, в крайности не ударяюсь. Но что касается моей семьи, покупок, хорошего отдыха, комфортных переездов и перелетов – вот на это никогда не жалко денег, точно так же, как и на эмоции моего сына.

А для него модные кроссовки, которых не достать, на которые надо записываться, которые надо заказывать из Америки, – это вещи, которые делают его увереннее в себе. Он же не просит машину в 13 лет (а он уже умеет водить), всего лишь кроссовки. И я не отказываю. У него в комнате даже есть специальная полка для них, сделанная по специальному проекту.

Но он их носит?

Носит. Но у него растет нога не по дням, а по часам. Сейчас уже 43-й размер, и я боюсь, это не предел. Он меня перерос за этот год, я 168 сантиметров, он уже выше. Папа у нас высокий, и дедушка по линии мужа бывшего высокий, то есть Артем будет высокий парень.

Как на такого дяденьку высокого можно грозно посмотреть? Заставить в комнате убраться?

Все мама моя, волшебная женщина. Женщина, которая и для меня сделала столько всего, в том числе благодаря строгости какой-то. Хотя она добрый человек, очень, очень добрая, очень веселая, с юмором, но, благодаря ее внутреннему стержню и строгости, я в своей жизни сделала те вещи, которые бы, может быть, и не сделала, расслабившись, если бы мама меня периодически не гоняла.

Но, может, я какие-то моменты упустила, может, я могла бы вырастить более хорошего человека и, не знаю, выносливого, устойчивого... Но я его никогда не лупила, так сложилось.

Это ужасно спорная история. Я уверена, что всего хорошего, что есть в моих детях, я точно добилась не насилием, и, наоборот, все, что мне не нравится, – от насилия.

Ну вот мой Артем такой – с ним надо договариваться, с ним можно договориться. Нормально, адекватно все воспринимает, даже если ему что-то не нравится, я знаю, что я могу с ним договориться. Он уважает меня, он не сделает мне поперек, ему будет просто стыдно. Он такой же в школе, я такая была – с двумя четверками окончила школу, но я помню это ощущение – синдром отличницы – мне было стыдно не знать. Мама моя вообще с золотой медалью окончила, все помнит до сих пор. И если бы не она, я не знаю, как бы мы уроки делали, может, Артем и не учился бы так хорошо, если бы не моя мама. Он прекрасно учится. И он лучше в школу не пойдет, потом придет с выученным уроком, чем ему будет стыдно перед учительницей.

Хорошо, что вам бабушка помогает. Домашка с родителями – это вот то, что убивает отношения с детьми.

Вообще, Артем сейчас садится молча, не объясняя, не докладывая, и делает уроки сам. У него врожденная грамотность, как у всех нас, и пишет он без ошибок. Но если что-то не понимает – морфологический разбор какой-нибудь, то может и подойти за помощью.

Если трояк получит – будете ругать?

Никогда не ругаю его за оценки. Вырасти хорошим человеком важнее, чем получить красный диплом.

Что главное хотелось бы воспитать?

Ну у меня такой классический пацан, ему надо готовить еду... Но я пытаюсь вложить в него качества, которые я бы сама хотела видеть в идеальном мужчине.

Может спокойно по моему поручению пойти в незнакомое место, забрать что-то, может в аэропорту меня, маму и мою подругу организовать: «Так, девочки, стоим здесь, я – к табло, так, теперь за мной». Подруга в шоке, она его помнит маленьким совсем. Но вот, уже мужик. Хотя я не могу к этому привыкнуть, все еще хочется взять его на колени, приласкать. И он, когда это замечает, начинает смеяться и сюсюкать: «Ах ты моя мамочка, моя красавица, сюси-муси».

А ведь когда-то придется и совсем отпустить, и с самостоятельностью уже совсем другой смириться, и с чем-то не очень приятным маме.

Уже отпускаем. И уже боимся. Ну он знает, курить ему нельзя, у него аллергия, и мы его запугали астмой до смерти вообще. Сейчас благо мы живем в такой период, когда молодежь интересуется ЗОЖ. Хотя я понимаю, что невозможно уберечь ото всего, невозможно вложить эту программу в голову, что нельзя ничего пробовать – ни алкоголь, ни сигареты, ни наркотики. Про наркотики тоже рассказываем самые страшные вещи. Я сама к наркотикам к любым, даже к самым легким, отношусь с ужасом. Даже стараюсь не общаться с людьми, про которых я слышала что-то или знаю. У меня настоящий страх смерти, фобия. Но что я могу сделать? Только объяснить, почему это плохо.

Вы это проходили сами?

В юности нет. У меня был период тусовочный позже, я алкоголь впервые попробовала в 22 года и быстро натусовалась, переросла это все. Сейчас Артем видит, что я не пью вообще, у нас в семье это не принято. Он видит, какие люди приходят к нам, как мы проводим время. У нас гостеприимный дом, я люблю готовить, люблю шашлыки, люблю раков наварить и так далее, но у нас никто не пьет. И сын это впитывает. Я ему объясняю, что все, что изменяет сознание, – история не очень хорошая. И радости настоящей от нее нет никакой.

А какая история хорошая? От чего лично вы можете получить эйфорию «законно»?

Песню написать, отработать живой концерт, с людьми пообщаться. Ну и влюбиться. Это то, что эйфорию дает. И крылья.