Почему СССР сходил с ума по лётчицам-рекордсменкам: история экипажа «Родины»

Ко всем бедам отказала рация. Экипаж не получил сигналы радиомаяков и не свернул вовремя к Хабаровску – первоначальной цели. Лётчицы поняли, что улетели куда дальше, чем предполагалось, когда в облаках показался просвет, и они смогли рассмотреть местность. Топливо стремительно кончалось, и Гризодубова приняла решение об аварийном приземлении. При таком приземлении штурману, чья кабина находилась внизу на носу, грозила смертельная опасность, и Раскова получила приказ прыгать с парашютом.

В итоге Гризодубову с Осипенко спасли быстро, а вот Раскова полторы недели блуждала по тайге и болотам с двумя шоколадными плитками в кармане и чудом осталась жива. Конечно же, её искали – как и она искала свой экипаж или какой-нибудь населённый пункт, но шансы, что Раскова останется в живых, были эфемерны. Тем не менее, она спаслась, и лётчиц чествовали не только как рекордсменок, но и как героинь, не растерявшихся в трудной ситуации.

Даты, в которые укладывался этот перелёт, заставляет вспоминать, что они не могли не пережить Гражданскуюи следующие за ней бедствия – и что вскоре они должны были войти прямо в ад Великой Отечественной Это не считая потока репрессированных, в который могла влиться любая из них – или в котором могли сгинуть их близкие...

В кино об американской мечте официантка из кафешки рано или поздно становится звездой кино. Путь Полины Осипенко был очень похож: от официантки в столовой авиационной школы до звезды авиации. Хотя, конечно, путь этот начался куда раньше. В селе, где родилась Полина (тогда ещё Дудник), никакой такой авиации не было. Там были хаты, курицы, коровы... А девочку звали Пелагия, как крестили по святцам.

Крестьянской дочери, девятому ребёнку в семье, ничего особенного в жизни не светило. Выйти бы замуж поудачнее, вести хозяйство покрепче. Революция в этом плане мало что изменила. Вместо того, чтобы поскорее замуж выйти, Пелагия закончила курсы по птицеводству и стала заведующей колхозной птицефермы. И замуж пошла уже с этой должности.

В авиацию Пелагию-Полину втянул муж, её односельчанин, Степан Говяз. Сначала сам в эту авиацию ушёл, а потом и жену позвал – и к себе на место службы, и к полётам готовиться. Полина пошла с его подготовкой на экзамены в Качинскую школу лётчиков... и провалилась. Вот тогда она и придумала устроиться подавальщицей в столовую при школе. Всё ближе к небу.

Водили самолёт лётчики, а подавальщица должна была только на месте разложить по мискам еду. Но Полине разрешали «подержаться за штурвал». Так полёт за полётом она выучилась летать безо всякой школы. Инструктора-то были те же! И сдать экзамен со следующей попытки теперь труда не составило. Надо ли говорить, что принимали его всё те же лётчики, что показывали Полине, где и что в самолёте включается?

Однако позже сложится легенда (точнее, официальная версия), что Полина в авиацию пришла совсем по-другому. Сначала в селе совершили вынужденные посадку два самолёта, и одним из них, к изумлению жителей села, управляла девушка. А потом, уже в столовой лётной школы, Полина будто бы увидела самого Ворошилова и попросила разрешения учиться. Он и отдал приказ о зачислении. Зачем нужна была эта легенда и куда из неё делся муж Полины?

Дело в том, что Степан Говяз был репрессирован в тридцать шестом году. Его след потерялся в исправительно-трудовых лагерях; осталось только письмо Степана к Полининой матери. Многие другие документы были уничтожены. Ещё до ареста, когда Полину стали готовить в рекордсменки (не с нуля, конечно – а как наиболее подходящую кандидатуру), его перевели под Ростов-на-Дону, а брак расторгли, подобрав ей более подходящую для биографии личность – тоже лётчика, героя боев в Испании Александра Осипенко.

Понимала ли Полина, что точно происходит – точно такая же загадка.
Перед рекордным полётом на «Родине» она установила три полётных рекорда лично. А после «Родины»... погибла. Отрабатывала полёты вслепую во время учебно-тренировочных сборов – и разбилась вместе со вторым членом экипажа, популярным лётчиком Серовым, мужем актрисы Валентины Серовой. Степан жену пережил. В сорок первом году он ещё пишет из лагеря домой, что вот-вот выйдет на свободу; Полина же погибла в тридцать девятом.

Отец у Валентины был лётчиком, одним из первых в Харькове. В небо она поднялась в первый раз уже в два года. На отцовском аэроплане, привязанная к нему ремнями. Обеспечила этот праздник души мама-модистка. Она обшивала горожанок, и на эти деньги семья не только питалась, но и летала. По крайней мере, папа летал.

Сама Валентина взлетела впервые в четырнадцать. Стоял уже двадцать третий год, и подростков массово поощряли к занятиям авиацией и парашютным спортом. Валентину и поощрять было не надо. Небо было её стихией. В девятнадцать она из-за этого бросила Харьковский технологический институт. Почему? Как лётчице, ей в Харькове было уже некуда расти – и она рванула в Тулу. В лётно-спортивную школу ОСОАВИАХИМа. За этой школой новая, лётчиков-инструкторов. И через год обучения в ней – работа по специальности.

Агитация была в те годы разная: отдайте детей в школы, вступайте в колхоз, выдвигайте женщин на значимые посты... Обычно агитировал не сам лётчик, а его пассажир (очень часто – пассажирка), везущий с собой соответствующий агитматериал: плакаты, брошюры, листовки с цитатами законов, ну и, конечно, просто написанную от руки лекцию, если в голове не держалась.

Агитэскадрилья была для Валентины просто чудом. Это не новичков над учебными аэродромами катать. За два года она побывала на Памире, на Кавказе, в Узбекистане – в общем, в дальних для девочки из Харькова краях. И свою любовь нашла за эти два года – лётчика-испытателя Соколова. Чтобы родить общего сына, пришлось прервать на некоторое время полёты. Дома, видимо, Валентине очень не терпелось, так что, когда удалось вырваться из мира пелёнок и кашек, она немедленно пошла на рекорды.

Весь тридцать седьмой год был для неё годом рекордов. Пять! Мировых! Авиационных! Для женщин. Полёт на «Родине» над родиной должен был стать шестым. И стал. И после первых-то рекордов она была довольно знаменита, но после жуткой истории о почти потерявшемся в облаках самолёте, о перелёте от сердца страны до края, после статей и радиорепортажей она стала примерно такой же суперзвездой, как позже – покорительница космоса Терешкова.

В первый же день Великой Отечественной попросилась на фронт. Даже потребовала. И получила отказ. От советской авиазнаменитости требовались не фронтовые подвиги. Требовалось стать знаменем, иконой – как угодно – для советских граждан. Поэтому товарищ Гризодубова (кстати, немедленно вступившая в партию) очутилась во главе Антифашистского комитета советских женщин, затем, в нагрузку, в составе комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков (такая начала работу уже в 1942 году).

Авиаполк летал на Ли-2, изначально – пассажирско-транспортных самолётах. Собственно, и исполнять он должен был изначально транспортные миссии, но вскоре задачу дополнили бомбёжкой вражеских объектов. Вот это Гризодубовой было по душе! Она лично за год совершила двести боевых вылетов, причём больше половины – ночью, за что получила звание полковника.

Вот только на полк постоянно жаловались, и на полковника его тоже. Дисциплина у полка оказалась никакущая. И на земле, и на небе – там лётчики ставили рекорды по количеству лётных происшествий, причём никак не связанных с боевыми действиями. Ещё бы: ведь и самой Гризодубовой дисциплина была чужда. Слишком у неё кровь была горяча.

После Победы она стала заместительницей начальника (по лётной части) в Институте приборостроения. Её подразделение проводило испытания радиоэлектронной аппаратуры для самолётов, и Гризодубова постоянно сама садилась за штурвал на испытаниях. Это было ей и интереснее, и понятнее, чем начальствовать. В конце концов она даже добилась того, чтобы был создан отдельный Научно-исследовательский лётно-испытательный центр. Конечно же, она же им и управляла.

Увы, не всё в её жизни шло гладко. С мужем ей пришлось развестись – есть версия, что тот стал крепко выпивать. Такой же проблемой страдал и сын, которого Гризодубовой довелось пережить. Из центра через девять лет службы её «ушли» обратно в НИИ. Там Валентина и проработала до самой смерти.

Ни так же далеко от неба, как Осипенко, ни так же близко, как Гризодубова – Марина Малинина родилась где-то посередине, в семье оперного певца и учительницы. В экипаже она была младше всех – Гризодубова родилась в девятом году, Осипенко в седьмом, а Марина в двенадцатом. Революция пришлась на её пять лет и мало оставила о себе памяти. А через два года после её отца сбил на улице лихач на мотоцикле.

После школы будущая лётчица поступила в консерваторию. А как ещё? Голос и слух ей достались от отца, любовь к музыке – тоже. А параллельно, чтобы не висеть на шее у матери, она нашла работу практиканткой в лаборатории анилинокрасочного завода. Симпатичную молоденькую лаборантку заметил инженер завода, Сергей Расков. Выходили в те времена замуж стремительно. В неполные восемнадцать лет Марина стала женой. В девятнадцать – матерью. В двадцать три – разведённой. Дочь осталась с куда более обеспеченным отцом, и Раскова стала воскресной мамой.

Чтобы поменьше пересекаться с бывшим (возможно), ушла с завода в ВВИА Жуковского, опять в лабораторию. Именно там она заболела небом. Теперь у неё появилась цель, и к этой цели шаг за шагом она пошла. Выучилась на штурмана, на лётчицу. И, конечно, перед тем, как оказаться отобранной на «Родину», она совершила ещё четыре рекордных полёта.

Хотя позже Гризодубова рассказывала, что Раскову взяли на борт только потому, что она была НКВД-шницей (работала в этой структуре лётным инструктором), на деле отбирали лётчиц по другим признакам. Штурманом-рекордсменкой Раскова в стране была единственной. Других кандидатов на её место на «Родине» просто не было.

После перелёта перед Расковой поставили новую задачу: как участницу самой захватывающей части истории – написать о себе книгу. Вышли «Записки штурмана» в «Молодой гвардии», издании, которое специализировалось на детско-юношеской литературе. Книга должна была вдохновлять советских девушек, но раскупали её все слои населения – Раскова для людей была женской версией Чкалова, главной звезды авиации и газетных новостей в то время.

Когда началась Великая Отечественная, Раскова использовала свою невероятную популярность, чтобы добиться от Сталина формирования женского авиаполка. Того самого, который позже будут вспоминать – по прозвищу, данному испуганными их тактикой фашистами – как «Ночные ведьмы». Проект по сути изначально был Евдокии Бершанской, ещё одной летчицы, но без веса и энтузиазма Расковой пробить бы его не удалось.

Сама Марина по большей части была занята административной работой – выбивала для своего полка более новые самолёты, например. Она разбилась, вылетев вслед отправленной на фронт под Сталинград эскадрилье. Во время вылета Раскова заняла место пилота, и это решение оказалось роковым.

Как лётчица она была недостаточно опытна для погоды, с которой столкнулась в полёте – сильным ветром и пургой. Её самолёт разбился на берегу Волги. Вместе с Расковой погибли два члена экипажа и пассажир-инженер. Раскову сопровождали два задержавшихся экипажа с более опытными лётчицами – они тоже пошли на посадку из-за пурги, но уцелели.