И ждал, что ты придешь, как обещала ты: Дюма-сын и русская аристократка Лидия Нессельроде
Весь Париж судачил об интрижке Дюма-сына и безрассудной русской аристократки. Молодая, невероятно красивая, уважающая только свои прихоти, она разбила его сердце. «Он овладел русской женщиной, но не овладел русским языком и не понял выражения «обвести вокруг пальца», — смеялись парижане.
Дама с жемчугами
В своих «Беседах» Дюма-отец рассказывал: сын привел его «в один из тех элегантных парижских особняков, которые сдают вместе с мебелью иностранцам», и познакомил с молодой прелестной женщиной, «в пеньюаре из вышитого муслина, в чулках розового шелка и казанских домашних туфлях. По ее гибким движениям было ясно, что ее стан не стянут корсетом… Ее шею обвивали три ряда жемчугов. Жемчуга мерцали на запястьях и в волосах…» — Знаешь, как я ее называю? — спросил Александр. — Дама с жемчугами.
«Я покинул этих прелестных и беспечных детей в два часа ночи, моля Бога влюбленных позаботиться о них», — рассказывал потом Дюма-отец.
Сумасшедшая русская
Лидия Нессельроде, невестка премьер-министра России, сама выбрала Дюма-сына в любовники. Ему было тогда двадцать пять лет, он был красив, талантлив, знаменит — его обожала вся Франция. А она уехала в Париж от нелюбимого мужа и вела себя, как и полагалось безбашенной богатой русской. Могла устроить бал и только на цветы потратить 80 тысяч франков. Шила одуряюще дорогие платья у лучших портних, подбирала драгоценности к каждому наряду. Плюс блестящее образование, плюс скандальная репутация. У молодого писателя не было ни одного шанса устоять перед ней. Он был не просто влюблен, он был порабощен и даже писал ей стихи: Мы ехали вчера в карете и сжимали В объятьях пламенных друг друга: словно мгла Нас разлучить могла. Печальны были дали, Но вечная весна, весна любви цвела…
Очаровательное и неопытное дитя
Сплетни быстро преодолели государственные границы - связь Лидии с Дюма-сыном скоро обсуждали и в России. Дамы, краснея, пересказывали друг другу шокирующие подробности. Сам царь приказал мужу Лидии, графу Дмитрию Нессельроде, остановить этот беспредел и вернуть графиню в Россию. Граф, кстати, не мог поверить в то, что его Лидия, «неопытное и очаровательное дитя», изменила ему с писателем. И он решительно останавливал все разговоры на эту тему:
«Один наглый французик осмелился компрометировать ее своими ухаживаниями, но его призвали к порядку».
Но забрать Лидию домой графу все-таки пришлось, и тогда Дюма-сын помчался за ней следом за ней. Он не собирался вот так, без боя, отдавать любовь всей своей жизни. Он скакал до самой границы русской Польши, и Дюма-отец посылал ему деньги и одобрения:
«Ты правильно делаешь, мой дорогой. Раз все зашло так далеко, надо довести дело до конца».
Но премьер-министр России лично приказал не пускать «французишку». Проехать дальше границы ему не удалось, и Дюма-сын вернулся. Он долго не мог прийти в себя, ждал писем (напрасно), снова писал стихи: В далекой стороне, весну встречая снова, Лишен я был друзей, надежды, красоты, И устремлял я взор на горизонт суровый, И ждал, что ты придешь, как обещала ты. Но уходили дни дорогами глухими. Ни слова от тебя. Ни звука. Все мертво. Закрылся горизонт, чтоб дорогое имя Не смело донестись до слуха моего.
Убей ее
В России Лидия оставалась собой, непрерывно давая поводы для сплетен. Дюма узнавал, что она развелась с мужем, что непрерывно меняла любовников. Он писал ей, писал — она не отвечала. Эта рана у него никогда не заживет. Пройдет много лет, и он напишет:
«…Если ты свяжешь жизнь с женщиной тебя не достойной… провозгласи себя сам, от имени Господа твоего, судьей и палачом этой твари. Она больше не женщина, она не принадлежит более к числу созданий Божьих, она просто животное… Убей ее!»