«И ждал, что ты придешь»: Дюма-сын и русская аристократка Лидия Нессельроде

Весь Париж  судачил о романе Дюма-сына и безрассудной русской аристократки. Молодая, невероятно красивая, уважающая только свои прихоти, она разбила его сердце. "Он овладел русской женщиной, но не овладел русским языком и не понял выражения «обвести вокруг пальца», — смеялись парижане.

В своих «Беседах» Дюма-отец рассказывал: сын привел его «в один из тех элегантных парижских особняков, которые сдают вместе с мебелью иностранцам», и познакомил с молодой прелестной женщиной, «в пеньюаре из вышитого муслина, в чулках розового шелка и казанских домашних туфлях. По ее гибким движениям было ясно, что ее стан не стянут корсетом... Ее шею обвивали три ряда жемчугов. Жемчуга мерцали на запястьях и в волосах...»
– Знаешь, как я ее называю? – спросил Александр. — Дама с жемчугами. «Я покинул этих прелестных и беспечных детей в два часа ночи, моля Бога влюбленных позаботиться о них», — рассказывал потом Дюма-отец.

Лидия Нессельроде, невестка премьер-министра России, сама выбрала Дюма-сына в любовники. Ему было тогда двадцать пять лет,  он был красив, талантлив, знаменит — его обожала вся Франция. А она уехала в Париж от нелюбимого мужа и вела себя, как и полагалось безбашенной богатой русской. Могла устроить бал и только на цветы потратить 80 тысяч франков. Шила одуряюще дорогие платья у лучших портних, подбирала драгоценности к каждому наряду. Плюс блестящее образование, плюс скандальная репутация. У молодого писателя не было ни одного шанса устоять перед Лидией. Он был не просто влюблен, он был порабощен и даже писал ей стихи:
Мы ехали вчера в карете и сжимали
В объятьях пламенных друг друга: словно мгла
Нас разлучить могла. Печальны были дали,
Но вечная весна, весна любви цвела...

Сплетни быстро преодолели государственные границы - связь Лидии с Дюма-сыном скоро обсуждали и в России. Дамы, краснея, пересказывали друг другу шокирующие подробности. Сам царь приказал мужу Лидии, графу Дмитрию Нессельроде, остановить этот беспредел и вернуть графиню в Россию. Граф, кстати, не мог поверить в то, что его Лидия, «неопытное и очаровательное дитя», изменила ему с писателем. И он решительно останавливал все разговоры на эту тему: «Один наглый французик осмелился компрометировать ее своими ухаживаниями, но его призвали к порядку».

Но забрать Лидию домой графу все-таки пришлось, и тогда  Дюма-сын помчался за ней следом за ней. Он не собирался вот так, без боя, отдавать любовь всей своей жизни. Он скакал до самой границы русской Польши, и Дюма-отец посылал ему деньги и одобрения: «Ты правильно делаешь, мой дорогой. Раз все зашло так далеко, надо довести дело до конца». Но премьер-министр России лично приказал не пускать «французишку». Проехать дальше границы ему не удалось, и Дюма-сын вернулся. Он долго не мог прийти в себя, ждал писем (напрасно), снова писал стихи:

В далекой стороне, весну встречая снова,
Лишен я был друзей, надежды, красоты,
И устремлял я взор на горизонт суровый,
И ждал, что ты придешь, как обещала ты.

Но уходили дни дорогами глухими.
Ни слова от тебя. Ни звука. Все мертво.
Закрылся горизонт, чтоб дорогое имя
Не смело донестись до слуха моего.

В России Лидия оставалась собой, непрерывно давая поводы для сплетен. Дюма узнавал, что она развелась с мужем, что непрерывно меняла любовников. Он писал ей, писал — она не отвечала. Эта рана у него никогда не заживет. Пройдет много лет, и он напишет: «...Если ты свяжешь жизнь с женщиной тебя не достойной... провозгласи себя сам, от имени Господа твоего, судьей и палачом... Она больше не женщина, она не принадлежит более к числу созданий Божьих, она просто животное... Убей ее!»

Читайте также: «Помолитесь об мне»: четыре попытки Гумилева и Ахматовой