У соседей сверху. Домашнее насилие происходит за закрытыми дверьми
Четвертого января 2018 года у 36-летней Анны Артамоновой из подмосковной деревни Голубое был обычный день новогодних каникул — вечер она провела с мужем и сыном, легла спать в два часа ночи. Но вскоре проснулась: в тишине панельного дома отчетливо слышались женские рыдания, а потом стала громко лаять собака.
А утром к ней в дверь позвонили полицейские: в квартире этажом выше произошло убийство.
«Претензий не имею»
Елена Верба и Сергей Гусятников мало чем отличались от других семей — маленький сын, двухкомнатная квартира в ипотеку в Подмосковье, летом отдых в Сочи или у родителей на даче.
38-летний Гусятников служил в полиции, а Елена работала в автомобильном центре. Близкие не помнят, чтобы муж и жена часто ссорились. Но в 2017 году что-то изменилось — мать Елены, Анна Верба, рассказывает, что Сергей стал без причины ревновать Елену. Пятого августа, когда они были за городом, муж предложил ей пойти пособирать грибы на обочине дороги. Там Сергей повалил жену на землю и достал нож. Елена вырвалась, а потом, на семейном совете, Гусятников убеждал их, что сделал это, чтобы жена снова его полюбила, жаловался, что она стала по‑другому к нему относиться. Елена тогда повредила колено, пошла в травмпункт, где рассказала, что ушибла ногу потому, что на нее напал муж.
После этого ее к себе вызвал участковый. Он объяснил, что случай лучше замять. «Ей тогда сказали, что ваш муж работает в органах, у него могут быть проблемы, семью поставят на учет в опеке, сыну служба в полиции, если он захочет туда пойти в будущем, тоже будет закрыта. В общем, вам это не надо», — вспоминает Анна Верба. Участковый по району Крюково со слов Елены записал, что она «поскользнулась и упала» и «претензий ни к кому не имеет». После этого случая Елена твердо решила развестись, и они с мужем стали жить в разных комнатах.
Отмыть руки
Пятого января лейтенант полиции Алексей Ролдугин приехал на службу и стал готовиться к смене. Через час он увидел, что приехал Гусятников — мужчины поздоровались, Ролдугин плохо знал Сергея, но заметил, что тот как-то странно нервничает. «Опоздал, — пояснил он. — Пойду в туалет мыть руки». Ролдугин удивился, подумал, что руки у Гусятникова и так чистые, и спросил, где он испачкался.
Дима позвал маму, но она не ответила.
Ролдугин вызвался поехать домой вместе с Сергеем — тот был не в себе, и одного его отпускать не решились. В машине Гусятникова Алексей заметил, что коврик испачкан кровью.
Перед тем как нанести своей жене 57 ножевых ранений, Гусятников провел обычный день с сыном: они проснулись, позавтракали, Сергей помог ребенку сделать школьное задание на каникулы, потом они вдвоем поехали в гости к матери Сергея, по пути погуляли в парке. Вечером Гусятников сварил Диме кашу, накормил его, сделал домашние дела, включил сыну «Гарри Поттера» и сел вместе с ним смотреть фильм. Позже Сергей, по его словам, вышел погулять с собакой и увидел, что по двору дома проезжает незнакомая машина, на переднем сиденье сидит его жена, а за рулем какой-то мужчина.
Они уже давно жили в разных комнатах, Елена все время говорила о разводе, но Сергей под разными предлогами оттягивал это решение: говорил, что надо будет делить имущество, ипотечную квартиру, машины и что развод неизбежно отразится на сыне. Анна Верба рассказывает, что Сергей даже вынудил Елену взять кредит: «Мол, будем разводиться, все делить, и я хочу машину как у тебя». Елена согласилась.
В ту ночь Гусятников встал в четыре утра, Елены еще не было дома. Он пошел в ванную, умылся, оделся и услышал, что жена вернулась. Адвокаты уточняют, что об этом и последующих событиях известно только со слов Сергея, а его объективность вызывает сильные сомнения. Елена и Сергей стали ругаться, обсуждать развод, с кем останется ребенок. Женщина пошла к себе в комнату и легла на кровать.
Тогда Гусятников подошел к шкафу с белыми дверцами, который стоял у входа в комнату. Там, среди стопок с вещами, прозрачных пластиковых коробок, бумаг и других бытовых мелочей, лежал нож. Гусятников подошел к лежащей на кровати жене. Свет в комнате был выключен, и Сергей видел только силуэт женщины. «Она сразу все поняла», — вспоминал он на следственном эксперименте.
Гусятников ударил жену ножом, она стала кричать, закрываться руками и ногами. Мужчина закрыл женщине рот и заметил, что она уже ослабевает.
«В тот же момент я осознал, что убил, и сильно испугался», — показывал Сергей на допросе. Он попытался остановить кровь, приложил к шее жены эластичный бинт. Ткань пропиталась кровью за несколько секунд. По постельному белью с розовыми фламинго растекались бордовые разводы.
Гусятников не знал, что делать. Сначала он выбежал из дома, добежал до ручья неподалеку, бросил в воду телефон жены. Потом вернулся домой, зашел к сыну. Тот проснулся, но отец успокоил его, и Дима снова уснул. В комнату к мертвой жене Гусятников заходить побоялся. Он собрал вещи, взял сумку, чистую сменную одежду и сел в машину. На полпути к Москве Сергей взглянул в зеркало заднего вида и увидел, что все его лицо перепачкано кровью. Он вышел из машины, умылся антифризом, на обочине сжег окровавленную одежду и поехал дальше на работу. В девять утра Дима, проснувшись, зашел к маме в комнату и сразу же позвонил отцу.
Потерпевший?
Во время следствия по делу Гусятникова и на судебном процессе интересы потерпевших Анны Вербы и несовершеннолетнего Димы защищал адвокат Олег Набатов, которого к участию в деле привлек Консорциум женских неправительственных объединений. По словам Набатова, это дело стало характерным примером, иллюстрирующим правоприменение в области домашнего насилия.
Мы сумели добиться обратного, но суд первой инстанции вынес приговор, признав наличие несовершеннолетнего ребенка смягчающим обстоятельством Гусятникову. На наш взгляд, когда преступление совершено против самого ребенка, признать его же смягчающим обстоятельством и на основании этого выносить более мягкий приговор — это просто правовой идиотизм.
Кроме того, во время следствия мы настаивали на квалификации преступления по части 2 статьи 105 УК РФ (убийство, совершенное с особой жестокостью): Гусятников нанес своей жертве свыше 50 ножевых ранений, экспертиза установила, что большинство из них было нанесено при жизни. В суде первой инстанции мы также настаивали на переквалификации дела, но не были услышаны судьей».
Не исключено, что в суде первой инстанции матери убитой Елены не удалось бы добиться и этого. Услуги адвоката частной практики стоят дорого, потому что за ними стоят сотни часов работы, многие месяцы походов в суды, полицию и другие правоохранительные органы.
По итогам суда защита Анны Вербы и несовершеннолетнего Димы подала апелляцию: они не были согласны со сроком, квалификацией и размером моральных компенсаций. Во время прений в Московском областном суде Набатов, выступая, приводит в пример решения пленумов Верховного суда, указывает, что, согласно закону, судья, вынося решение о размере компенсации, должен руководствоваться «совестью». Председательствующий судья слушает его слегка снисходительно, Гусятников в своей речи просит прощения, но при этом говорит, что он «человек маленький, сказали — уехал на зону», и жалуется, что следствие было необъективным.
Московский областной суд увеличил компенсацию до 2 миллионов рублей и увеличил Гусятникову срок до десяти лет. Набатов не исключает, что они и дальше будут обжаловать приговор, чтобы добиться адекватной квалификации.
Сейчас консорциум также поддерживает сестер Хачатурян.
Пожалуйста, поддержите работу адвокатов, которые защищают жертв домашнего насилия. Кроме нас с вами, сделать это, похоже, некому, ведь наше государство пока только декриминализирует насилие в семье.
Текст: Анастасия Платонова
Фото: Станислава Новгородцева
Оригинал статьи на сайте Такие Дела