Почему она не уходит: ответ на главный вопрос о домашнем насилии

Марина ПИСКЛАКОВА-ПАРКЕР, директор национального центра по предотвращению насилия «Анна»: anna-center.ru (включена в реестр НКО, выполняющих функции иностранного агента). Всероссийский телефон доверия: 8 800 7000 600

Когда в 1992 году я начинала заниматься этой проблемой, о ней мало кто говорил. Домашнее насилие было темой табуированной. Даже термина такого не было. И нормальным вопросом было: «Это как надо довести мужика, чтобы он тебя бил?!» Первый раз я услышала другую точку зрения в 97-м году на ток-шоу «Принцип домино». И аудитория, и ведущие говорили об этом по-другому. На шоу была женщина, которая при самозащите убила мужа, отсидела семь лет, и ведущие ей сказали: «Знаете, мы должны извиниться перед вами за то, что наше общество довело вас до убийства. Потому что нет системы, которая бы вас раньше защитила».

В 1995 году появились первые государственные убежища для женщин. Но постепенно волна пошла обратно, стали возникать радикальные течения, которые стали противодействовать борьбе с домашним насилием. Как мы понимаем, сопротивляться такой работе могут только бенефициары насилия, то есть те, кто получает от него выгоду. Но они нанесли свой ущерб. Например, в 2016 году центр «Анна» был внесен в реестр организаций, выполняющих функции иностранного агента. Это было связано с тем, что я возглавляла рабочую группу законопроекта о домашнем насилии – тогда и начались активные атаки на эту сферу.

Психологическое (с него обычно всё начинается) – оскорбления, угрозы, сарказм и упреки.

Экономическое – контроль расходов, запрет работать или отбирание зарплатной карточки.

Физическое насилие – пощечины, толчки, побои.

Сексуализированное – когда человека силой, угрозой или обманом принуждают к любому виду сексуальных отношений, причем не важно, состоят ли люди в браке.

Когда люди говорят: «Ну, поругались, помирились, не страшно», – они путают очень важные вещи – конфликт и насилие. Когда мы ссоримся, мы не боимся друг друга. Да, можно хлопнуть дверью и уйти, можно помириться. А в ситуации домашнего насилия есть власть, есть контроль и страх. И жертва боится тех последствий, которые могут произойти, если она уйдет. Случаев, когда она ушла, а он ее преследовал и убил ее, и тех, кто вокруг, очень много. Иногда женщины бессознательно понимают, что если она уйдет, то пострадает не только она, но и близкие.

А есть еще причины очень простые, бытовые: некуда уходить. Убежищ в стране недостаточно, и даже если женщина уходит в убежище, она фактически разрушает свою жизнь. Возможно, ей придется уехать в другой город, спасаясь от преследования, и при этом поддержки она получит очень мало. У нас нет системы поддержки. Очень нужны и транзитные, переходные убежища, которые помогают женщине вернуться в общество: когда ей временно предоставляется социальная квартира и она постепенно начинает собирать средства на самостоятельную жизнь. У нас такого нет. И женщины часто выбирают оставаться дома.

Уйти сложно, потому что насилие развивается по определенному циклу. И в этом цикле есть фазы. Фаза роста напряжения, которая переходит в акт насилия, потом наступает фаза перемирия. И вот на этой фазе агрессор превращается в мужчину, которого она полюбила. Он обещает, что изменится, клянется и раскаивается, и это момент, когда хочется поверить. И общество поддерживает эту веру. Если она начнет разрушать отношения на этой стадии, то родственники и соседи будут говорить ей: «Да ты что, он же всё осознал». Общество косвенно удерживает женщин в таких отношениях. Обидчик может раскаиваться искренне, но его потребность в контроле все равно возобладает. И если элементы контролирующего поведения есть, то человек будет продолжать вести себя точно так же, если не обратится к специалисту, если сам не осознает этого и не будет готов себя остановить.

В обществе до сих пор женщине приписывается роль «хранительницы очага». И эта роль подвергает ее давлению, растит чувство вины и собственной воображаемой ответственности за насилие: «Если муж ко мне плохо относится, значит, я неправильная. Не так очаг сохраняю, не ту атмосферу в семье создаю. Не так что-то. Ведь когда человеку хорошо, разве он бить будет?» К сожалению, женщина, на которую так давит общество, будет сохранять этот очаг любой ценой до тех пор, пока это не станет опасно для жизни, и тогда она будет бежать в убежище или куда получится – и не факт, что сможет выжить. Стыд, который испытывают женщины и потому боятся говорить о насилии, растет именно отсюда, из представлений, что она ответственна за насилие. И это первое, от чего нужно избавляться во взглядах на любые отношения.

Элементы контролирующего поведения в нашей культуре подаются как поведение «настоящего мужчины». Он хозяин, он принимает решение, стукнул по столу и решил. Ухаживал и добивался, несмотря на ее «нет». Влез в окно и подарил букет. И все это как раз и есть поведение, которое приводит к домашнему насилию. Проблема в том, что насилие развивается постепенно. Никто не объявляет сразу: «Здравствуй, буду тебя бить, пойдем замуж». Но можно осознанно обращать внимание на определенные вещи:

Как поддержать близкого, попавшего в ситуацию насилия? Дать знать, что есть поддержка, что об этом не стыдно говорить. Можно говорить: «Я знаю, что существует проблема домашнего насилия, ты почитай об этом, и, если тебе нужна помощь, я рядом». Можно дать телефон доверия – часто жертвам требуется время, чтобы понять, что происходит, и, когда проговариваешь все анонимно со специалистками, это помогает разобраться.

И важно не обижаться, если женщина отказывается говорить. У меня бывали ситуации, когда женщины слышали мое интервью, записывали телефон доверия – и обращались только через три года. На готовность заговорить уходит время. Поможет поделиться информацией, доступными ресурсами, контактами фондов. Только важно, чтобы человек читал проверенную информацию, а не ссылки формата «прости и забудь».

Читайте весь материал в июньском выпуске «Нового очага» с Маргаритой Грачёвой на обложке.