Кризис изнутри: какая помощь нужна семьям в трудной жизненной ситуации

Кризис — это ситуация, когда внутренний или внешний стресс нарушает привычный ритм жизни и эмоциональный баланс в семье. Такое может случиться по причинам, которые от нас никак не зависят: нельзя винить человека в резкой потере здоровья, если он попал в аварию или заболел раком. Бесполезно искать виноватых во внезапном сокращении на работе или в том, что квартиру, которую вы снимаете, внезапно решили продать. В последнее время ещё и пандемия коронавируса изменила привычную жизнь.

Семья Евгении, например, переехала в Москву накануне пандемии, чтобы старшая дочь могла перейти в хорошую музыкальную школу. Планируя переезд, родители в первую очередь думали о детях и их образовании. Но пока в других городах занятия продолжались очно, в Москве они прекратились вовсе: педагоги сочли, что дистанционное обучение музыке — это профанация.

После переезда муж Евгении сменил 4 работы, а друзья, которые всегда помогали, остались в родном городе и тоже переживали не лучшие времена. Семья оказалась в изоляции, а сама Женя не могла выйти на работу, потому что диагнозы младшего ребенка не позволяли оставлять его одного надолго и совсем не допускали возможности учиться онлайн. Впору было переезжать обратно, но в середине учебного года это невозможно.

Вчера ты делал для своих детей всё, что мог, а сегодня этого уже недостаточно. Поддержки искать негде, город вокруг чужой, у всех и так свои проблемы. У этой семьи уже был опыт переживания кризиса: младший ребенок в семье Жени — приемный, и первые годы его жизни в семье были нелегкими. «Честно говоря, мне даже не хватало времени подумать, я вообще никуда не обращалась, я очень сильно была в этих проблемах, и я не успевала никуда обратиться за помощью»‎, — рассказывает Женя. Тогда им всё-таки очень помог благотворительный фонд, который занимался сопровождением семей с приёмными детьми. В этот раз опыта, кажется, было больше, но найти помощь в такой большой и незнакомой Москве не удалось.

К основным причинам попадания в кризисную ситуацию относятся:

Когда такие факторы накапливаются, например, вместе с потерей работы пропадает возможность снимать жилье, риск кризисной ситуации возрастает. У Жени они накопились.

Люди могут не обращаться за помощью, не признаваясь себе, что есть проблема, или потому, что любое неблагополучие, а особенно кризис в семейной жизни, часто окружает стигма.

Жить в благополучии, быть хорошим родителем, супругом, работником и другом — едва ли не главный набор ценностей современного человека, а обращаться за помощью многим кажется признанием собственного фиаско. Существует мнение, что помощь нужна онкобольным, наркопотребителям, ВИЧ-положительным людям, людям с алкогольной зависимостью, а члены кризисных семей часто не думают о себе как о тех, кому нужна помощь, и не просят её.

Например, Ольга была замужем за гражданином России, но познакомились и жили они у неё на родине, в другой стране В какой-то момент муж оставил Ольгу и детей и уехал в Россию. Ольга подала на развод и алименты. Муж сообразил, что так расставаться невыгодно, и стал звать к себе в Россию, чтобы попробовать начать всё сначала. Ольга поверила мужу и решила попробовать.

Вскоре по приезде муж Ольги сделал младшему сыну российское гражданство и начал бить жену. Она не могла уехать обратно: сына, теперь гражданина России, нельзя было вывезти без разрешения отца. Ольга оказалась в полностью зависимом от мужа положении в чужой стране под угрозой лишения родительских прав. Несколько лет судебных процессов с мужем обошлись недёшево, а к Ольге по многочисленным доносам начала присматриваться опека.

«Был случай, — рассказывает она, — когда муж купил ребенку тряпочные ботинки. Естественно, ноги сразу промокли. Я сфотографировала эти промокшие ноги, послала ему и сказала: "Что ты купил ребенку? Нужна нормальная обувь", — он, естественно, эти фотографии отправил в опеку: мол, ребенку не в чем ходить, я его не обеспечиваю. Каждый раз меня эта опека достает, будто я не слежу за своими детьми. Это больше всего убивает. В принципе, в большей части опека становится на сторону папы, это обидно. Понимаю, потому что отец — гражданин России, а я нет.

Но за поддержкой Ольга не пошла. Все её силы уходили и уходят на то, чтобы создавать именно формальную видимость хорошей матери для опеки: снимать большую квартиру, в которой у каждого ребенка должны быть своя комната, свое место, своя кровать, свой стол, где он может делать уроки. «Я должна все это обеспечивать, — говорит она. — Если другие семьи ютятся в однокомнатной квартире, то мы не можем, потому что я должна выполнять требования опеки...

У меня не хватает финансов, потому что вместо того, чтобы где-то сэкономить, мне приходится обеспечивать как положено. Это сложно. В России, когда у тебя средний уровень зарплаты, очень тяжело выжить без поддержки. Мне приходится платить за квартиру, за коммуналку, оплачивать детям проезд и учебу и все остальное, дополнительные занятия, потому что это обязательно нужно, я должна показать, что я хорошая мать, показать, чем у меня занимается ребенок, учебный процесс и внеучебный. А папа рад стараться, где-то что-то подковырнуть — обязательно пишет жалобу в опеку, что я плохая мать».‎

Поэтому Ольга никуда не обращалась, даже когда подруги передавали ей контакты благотворительных фондов. Она до сих пор считает себя саму виноватой в сложившейся ситуации, потому что поверила обещаниям бывшего мужа, и смогла принять помощь, только когда благотворители вышли на нее сами. И до сих пор считает, что есть люди, которые нуждаются в помощи сильнее. «Знаю, что есть люди, которым намного хуже, чем мне, например, бездомные, им да, очень плохо. Слава богу, я могу позволить кое-как, от долга до долга, как говорится»‎, — говорит она.

Те семьи, которые принимали участие в исследовании, иногда не только чувствуют, что общество или государство косо смотрит на благополучателей, но и сами считают себя недостойными помощи. Такая самостигматизация, когда человек считает, что не заслужил ничего хорошего и не стоит того, чтобы ему помогали, тоже мешает прийти за помощью.

Лиза, выпускница детского дома, мать троих детей, которая много лет живёт в доме под снос в двухкомнатной квартире всемером, не обращалась за социальной помощью. Защищая себя и ребенка от побоев сожителя, она превысила пределы самообороны. По её вине человек погиб. По крайней мере, суд решил, что это произошло по её вине, а вслед за ним и сама Лиза стала винить себя. «Я себя два года практически наказывала за все, — рассказывает она, — меня девчонка силой отвела, чтобы я на ребенка оформила пособие по потере кормильца.

Тем временем исследование фонда «Шалаш»‎ и КСИЛАБ показывает, что помощь важна, чтобы преодолеть кризис, и она бывает очень разной. Государственная поддержка, которую как раз получила Лиза, часто достаётся кризисным семьям с детьми нелегко или не достаётся вовсе: для ее получения нужно получить формальный статус неблагополучной семьи, семьи, находящейся в тяжелой жизненной ситуации, или потерявшей кормильца. Это, конечно, подразумевает бюрократическую волокиту, не всегда посильную во время кризиса.

Получить благотворительную помощь гораздо проще, но о её существовании самим потенциальным благополучателям известно меньше. Как правило, о ней узнают из сарафанного радио, то есть от друзей и знакомых, которые либо сами получают помощь, либо помогают кризисной семье. Реже информация приходит из рекламы или если люди сами находят её в интернете.

Польза от государственной поддержки зачастую сомнительна. Мария Кац, психолог и менеджер проектов Центра «Перекресток» (НП СРДП Перекресток Плюс), отмечает: «Бывают семьи, которые не знают о том, что можно получать помощь или бывают семьи, в которых боятся получать помощь. Есть семьи, которым действительно нужна помощь, но они не могут получить ее по формальным критериям, а есть и такие, которым нужна другая помощь, но по формальным критериям они могут получить только финансовую. Не любой семье подойдет дополнительное финансирование, им нужно социальное сопровождение, чтобы они сами научились. Дать им удочку, а не рыбу...»

При этом из-за судимости матери Лизина семья — неблагополучная, и положенную помощь получает. Правда, сама Лиза с таким определением не согласна. Она рассуждает так: «У меня есть судимость, но, по крайней мере, у меня жив ребенок и я жива. Наша семья считается неблагополучной, поэтому все эти поддержки идут из-за этого. Подо мной живёт благополучная семья. Она бывший дознаватель, сейчас работает на зоне, пьёт, причём пьёт всегда. Дома не убиралась по моим подсчётам лет 5 точно. Её считают благополучной. И семья у неё благополучная»‎.

Сама материальная помощь иногда может выручать настолько, что некоторые семьи стараются подольше ею пользоваться. Хотя чаще респонденты отмечали, что если помощь прекращалась, они не просили её возобновить: работает всё та же стигма и представление о том, что кому-то ещё хуже. «Было бы лучше, если бы и дальше продолжали, но настаивать не могу, — говорит Ольга о фонде, в котором раньше получала материальную помощь, — просить их тоже у меня не хватает наглости, потому что я понимаю, что много таких семей. Им, наверное, лучше видно, кому помогать и как. В том году нам и на Новый год сделали подарок ребенку, было новогоднее мероприятие, мы были очень довольны и тронуты этим. В этом году не предложили ничего, не подарили, но осуждать их за это я не могу, конечно же. Они сами понимают, кому лучше помочь»‎.

Источник материальной помощи не так важен: когда нужны продукты или деньги, не так важно, откуда они. А вот о важности психологической поддержки и образовательной помощи говорят многие прошедшие через кризис. К такой поддержке от государства доверие не высокое: бывают сомнения в профессионализме специалистов, играет роль и боязнь осуждения.

Арина, у которой есть трое детей, муж и кошка, до рождения второго ребёнка работала в престижной компании. Сын родился с ДЦП, и с этого момента жизнь Арины круто изменилась. Но государственные организации не слишком помогли. «Попадались какие-то некомпетентные специалисты, — рассказывает она, — которые, может быть, в силу своего незнания, в силу, может быть, какого-то может быть, нежелания работать, отказывали.

Но Арина, как и многие, говорит о том, что вообще без поддержки не пережила бы кризис, а некоторые респонденты, лишённые её, так и остались в кризисном состоянии на момент проведения исследования. Психологическую поддержку могут оказывать как друзья, родственники и коллеги, так и психологи благотворительных фондов, сообщества, складывающиеся вокруг этих фондов, или независимые терапевты.

В случае Арины это были специалисты фонда и другие родители, обратившиеся за помощью. Специалисты и новые знакомые помогли ей справиться с периодом, когда сын начал ходить в школу. «Помощь была оказана колоссальная, — говорит Арина, — потому что во всех фондах, в которые мы обращались до этого, была такая помощь, которую можно потрогать: вот вам продукты, вот вам деньги на оплату того-то, чего-то. А здесь именно поддержка, то есть, теперь я знаю, что есть люди, которые в этом специалисты, и есть мамы, у которых дети уже взрослее, чем мой сын, и я могу к ним обратиться за советом, и я знаю, что я могу дать совет, потому что есть дети, которые младше, и они переживают сейчас ситуации, которые уже я пережила»‎.

Ольга была в похожей ситуации. Её ребёнку благотворительный фонд предложил очень нужные ему в тот момент образовательные программы, но и Ольга видела в визитах в фонд и плюсы для самой себя. «Мне нравилось, что после занятия в мастерской обязательно каждый раз было небольшое чаепитие, где каждый рассказывал, что у него приятное, что новое. Это поднимает тонус, дает надежду на хорошее»‎, — вспоминает она.

Арина рассказывает, что когда её сын с особыми потребностями пошёл в школу, она не понимала, чем ему помочь. А специалисты фонда помогли ей понять очень, казалось бы, бытовые вещи: где поставить лампу, какое покрытие должно быть на столе, чтобы у сына не уставали глаза от бликов, как лучше читать, сколько времени уделять учёбе. «Всё настолько проще становится, — говорит Арина. — Тут даже не столько финансы, сколько именно моральная поддержка, психологическая поддержка, информационная поддержка»‎.

Для кого-то такую роль играют друзья. Лиза рассказала, как подруга буквально спасала её все два года, что длился кризис. «Это был первый человек, кому я позвонила и попросила о помощи. Она прилетела, забрала старшего ребенка к себе, была постоянно с моей матерью, приезжала сюда, забирала детей... Она со мной прошла эти все 2 года, слушала всё что угодно от меня. Это мой человечек такой, она помогала мне с едой, продукты из деревни привозила, вот, денег когда даст, одежду от старшей дочери, чтобы не покупать хотя бы для дома вещи, как-то вот так выживали»‎.

Фонд «Шалаш»‎ взялся за это исследование, потому что работает с проблемой трудного поведения детей и подростков, а кризис в семье часто работает как дополнительный или основной триггер для проявления трудного поведения. В обратную сторону это, конечно, тоже работает: чем труднее родителям с ребёнком, тем меньше сил на выход из кризиса.

Текст: Александра Кувшинова