«Телефон гудит, а человек не отвечает»: как добровольцы ищут пропавших людей и что может спасти больше жизней

В день мы сейчас получаем в районе сотни заявок. Вчера (запись интервью происходила 27 июля 2020 г.) трагически закончились поиски ребенка в Крыму, на которых присутствовало несколько сотен человек, это была тяжелая работа. Это был очень сложный поиск в отдаленной территории, велась в основном авиационная работа. Сейчас в Бурятии и Иркутской области, где пропал АН-2, идет поиск самолета и шестерых человек, которые были на борту. И поступают непрерывные заявки о грибниках, даже боюсь сказать, сколько в день, и их приходится отрабатывать, реагировать и выезжать. И дети.

Работы у нас, получается, больше всего как раз тогда, когда подрастают дары природы, за которыми люди отправляются в лес. Это самое страшное время, когда даже в Московском регионе мы можем получить в день одновременно более ста заявок на поиск пропавших, которые прямо сейчас находятся в лесу и не знают, как выйти из него.

Например, Кострома, село Воронье, в 19.45 вчера заявка, позвонили, поехали искать. Понятно, что история плохая: ребенок маленький, природная среда. В полночь приехали, начали работать 79 человек – это «Лиза Алерт» Костромской области, спасатели и местные жители, которые присоединились к поискам. Осмотрели все строения, полиция опрашивала водителей ближайших автомобилей, осматривали окрестности. Одна группа нашла детские следы. Понятно, что надо было работать в этом направлении. В 5.10 услышали голос, девочка пела, и ее нашли. В 5.50 уже доставили в штаб. Это был маленький ребенок, и случилась такая история.

Я могу прямо сейчас посмотреть, что у нас происходит в оперативной обстановке.

Вот, 16.03: 55-летний человек, Дмитровский район. Лес, грибы, на телефон не отвечает, хотя он у него с собой.

В 16.02 заявка: Одинцовский район, 72 года, с собой телефон, еще отвечает, но сейчас сядет, с 6 утра в лесу.

15.41, Волоколамский район, 75 лет, ушел в лес, на телефон не отвечает.

Там, где указано, что на телефон не отвечает – человека можно найти только пешим тяжелым поиском, по-другому никак не получится. Хорошо, что телефон с собой, но в данном случае это уже не поможет.

Вот чуть пораньше, 14.30, женщина 40 лет с тремя детьми: 11 лет, 11 лет и 4 года, и все это происходит в Новой Москве в лесу.

Мы сейчас находимся в режиме «почти война»: идут дожди, чем больше плохой погоды – тем больше людей устремляется за грибами и ягодами туда, откуда половина самостоятельно выбраться не сможет. Люди не подготовлены, люди относятся к этому как к легкой прогулке в парке, но природа всегда убивает, они не могут ничего противопоставить. Поесть там нечего, попить нечего, одежда промокнет в первую ночь от росы, ночью будет +12, а на прошлой неделе у нас было +8, а это уже, возможно, смертельное переохлаждение, и в +15 возможно, если промокнуть.

Мы регулярно ищем людей, которые идут с лес и думают: а, что со мной будет? В лесу человек не один, там еще живут бобры, которые подкапывают реки, и картина леса меняется. Лес раньше, в советское время, чистили, сейчас этим никто не занимается, и во многих местах страшный бурелом. Ведь в России действовал прекрасный закон, который недавно отменили, что нельзя выносить сушняк из леса. За это штрафовали, и люди просто перестали сами чистить лес. И в страшнейших буреломах человек плутает и не может выйти.

Помощи никогда не бывает достаточно, потому что на каждом поиске будет нехватка людей. Ведь люди теряются и на природе, и в городе. Вот позавчера мы искали в Москве 96-летнего человека. Мы стараемся сосредотачивать усилия на тех поисках, где мы боремся за жизнь, ведь наших сил на всех не хватит.

У нас есть определенное количество людей, и каждый год отряд серьезно пополняется, но количество заявок растет еще быстрее. В прошлом количество заявок на поиск выросло более, чем на 80%, с 13996 до 25000 за год. Если мы будем делать такой же прирост по людям, почти стопроцентный, то все будет в порядке, но такого прироста не получается. Люди, интересующиеся добровольческой деятельностью, приходят к нам, но их все равно не хватает, чтобы оправдать надежды общества, которые к нам обращены. Рост заявок не значит, что стало пропадать больше людей, просто мы больше коммуницируем со службами, граждане больше о нас узнают, и эти самые надежды общества выливаются в такие цифры по заявкам.

Правда если у человека есть какие-то ментальные трудности, то здесь ему будет очень тяжело. А что касается каких-то физических ограничений – это никак не влияет, ведь у нас огромное количество работы, которая происходит за компьютером, из дома, на телефоне и так далее. Сотни человек ежедневно отсматривают снимки с коптеров, чтобы найти нашего пропавшего с неба. Сотни человек прозванивают больницы, ведь в России нет базы неизвестных пациентов, нужно в каждую больницу позвонить: «А к вам такой-то поступал? А похожий по приметам? Может быть он себя не назвал?» И так каждую больницу.

Большая часть поисковой деятельности – это не что-то похожее на боевик, это не приключение, а рутинная работа с компьютером и телефоном. Процентов 80 работы поискового отряда «Лиза Алерт» – это часть айсберга, скрытая под водой, ее не видно, но она гигантская. Прямо сейчас происходят несколько десятков активных поисков по всей России. И при этом происходят около 800 информационных поисков одновременно.

Новыми технологиями можно назвать применение беспилотной авиации в поисковых мероприятиях, определение на фотографии объектов, похожих на человека, при помощи нейросетей. Эти технологии мы активнейшим образом применяем и развиваем. Десятки поисков за последние 2 года, тяжелейших, некоторые шли не один день, были закончены благодаря использованию коптеров. Но есть еще одна жизненно важная технология, которая нам нужна.

Я говорил про несколько случаев, где телефон гудит, а человек не отвечает. Представляете, если у нас есть прибор, который позволяет определить местоположение пропавшего. Мы выезжаем на место, вылетаем на вертолете, выходим пешком, и за спиной у нас прибор, который может определить местоположение. В большинстве стран мира есть эта технология, доступная спасателям, а у нас – нет. У нас она очень секретная, и это решение стоит несколько сотен жизней в год.

Ровно три года назад я встречался с президентом Владимиром Путиным по этому поводу, в Петрозаводске, и он дал поручение по решению проблемы. Сейчас 2020 год, и у нас несколько человек с телефонами в лесах, но мы не можем определить, где они. Технология работает, она простая, просто надо перестать думать, что этим могут пользоваться только спецслужбы. Это вопрос о спасении жизни, никто не собирается с помощью этой технологии продавать какие-то данные, подслушивать разговоры. Смысл в том, что сейчас мы не даем огромному количеству людей никакого шанса, кроме того, что мы их найдем пешком.

В прошлом веке мы бы ходили с факелом, и также кричали: «Баба Люда». А технологии нам не положены. Это по-донкихотовски, есть ветряные мельницы и мы с ними боремся. А за ветряными мельницами – спасение для сотен людей. И мы сталкиваемся с тем, что многих спасти не сможем.

В год, по официальной статистике МВД РФ, пропадает больше 100 000 граждан, из которых находятся больше 80% взрослых и больше 90% детей.

Ежегодно примерно население городка по типу Дедовска оказывается не найденным. Ежегодно погибает пропавших больше, чем от ковида в этом году, но с ковидом мы поборемся широко, очень дорого, масштабно. Я поддерживаю эту историю, это безусловно правильно, но почему проблема пропавших людей не занимает никого так сильно? У нас на дорогах гибнет порядка 18 000 человек в год, а ненайденных людей в конце года куда больше. И в национальных проектах написано: «Снизить смертность на дорогах в 3 раза», но не говорится о пропавших людях. Эту проблему никто не видит, потому что она тихая.

Это тихая история, которая не произошла на Садовом кольце, и никто про нее не знает, это трагедия маленькая, и там есть только угрюмый сотрудник полиции, который придет, что-то буркнет и не захочет отвечать на вопросы семьи. Он, может быть, и хотел бы, но у него внутри сумасшедшая система отчетности, в которой он не успевает ничего делать, и зарплата, за которую стыдно, что люди получают столько. Они должны получать в пять раз больше, чтобы туда все стремились, чтобы там работали лучшие люди. Всем же нравится фильм про Глеба Жеглова? А вот это и есть розыск. Это и есть национальный герой, и он работал в розыске.

Добровольчество работает там, где государство проседает и не может выполнить задачу по обеспечению чего бы то ни было. С недавнего времени я член Общественной палаты РФ, и занимаюсь всем, что связано с добровольческой деятельностью, направленной на поиск и спасение граждан, и на коммуникации добровольцев и государства именно в области поиска и спасения. Так что у меня очень узкий, специфический, но очень важный курс.

Григорий, с 29 августа по 6 сентября в парке Музеон пройдет фестиваль «Добрые люди», посвященный благотворительности. На фестивале будут представлены 40 благотворительных организаций. Если человек хочет кому-то помочь, как правильно выбрать, кому?

Это очень индивидуальная история, у кого к чему лежит душа. Есть тяжелейшее, важнейшее волонтерство в хосписе. Я не могу себя представить на этом месте, мне это будет очень тяжело. Я не знаю, как они это делают, люди, работающие там, фантастические герои. Я вот знаю, как идти по ночному лесу. Важно выбрать то, к чему есть склонность, надо попробовать, посмотреть, послушать. Везде нужны люди.

Нематериальная мотивация – самая сильная в мире. Никто не будет работать за зарплату с той мотивацией, с которой наши добровольцы будут грызть лес, чтобы спасти бабушку. Сколько бы ни платили денег профессиональным службам – они никогда не достигнут такого качества работы.

Был поиск под Петербургом, человек 40 от нас, еще сколько-то от других поисковых отрядов, были МЧС, полиция. Ребенок в лесу, занимались спортивным ориентированием, и он потерялся. В лесу холодно, снег. И ребенка нашел папа, он приехал из Питера и нашел. Потому что это – его дочь, большей мотивации и представить себе нельзя. На первом месте мотивация папы, потом идет мотивация добровольца, и только потом идет мотивация человека, который приехал на место, но у него в 8 вечера рабочий день заканчивается.

Человек, который приходит на фестиваль «Добрые люди» может посмотреть на возможности, оценить себя по темпераменту, по тому, к чему лежит душа, и если он посмотрит на приют для животных и поймет, что у него сердце сжимается, значит, это его дорога.

У нас, в «Лиза Алерт» очень командная работа, мы очень коллективные, как муравьи, мы не делаем ничего по одному, мы делаем только командой, когда работает система, тогда работает команда. И все победы у нас общие. Есть тот, кто нашел, но победа – общая. Если бы не приехал конкретный человек, он бы не закрыл тот квадрат, который нужно было закрыть, и не хватило бы людей, чтобы оказаться там, где был пропавший, и спасения бы не произошло.

Интервью подготовила Ксения Исакова. Фото: архив отряда «Лиза Алерт».