Планирую жить: нереальная история Елены Алферовой, которая пережила рак дважды

Вскоре позвонил врач и сказал, что это рак: третья степень злокачественности, трижды негативный. Мне было 30 лет. Я видела, в каких мучениях умирала мама, и категорически отказалась от химиотерапии – проживу столько, сколько получится.

После того, как я узнала о диагнозе, поехала в Москву, к Матроне. Хотела попросить сил принять смерть, чтобы уйти с миром. А через два месяца узнала, что беременна, хотя в моей карте написано «вторичное бесплодие» и, как я ни хотела второго ребенка, врачи мне шансов не давали.

Сохранять беременность или нет – я даже не задумывалась. Однозначно решила, что буду рожать. Пусть сама умру, но ребенка выношу. О раке знали только родственники, друзьям я не рассказывала. Когда поделилась с гинекологом, тот наотрез отказался вести беременность – сказал, что меня ни один врач не возьмет. Тогда я решила, что и от докторов мой рак надо скрыть. Пошла к другим, врала, что шрам на груди – следствие удаления фиброаденомы, и что послеоперационные выписки потерялись. Мне все верили, пока на шестом месяце беременности на месте шрама не выросла новая опухоль, которая увеличивалась буквально на глазах. Врачи были в ужасе, когда биопсия показала рак. Я же была совершенно спокойна – ничего нового я о себе не узнала.

Когда из Тулы меня направили в НМИЦ им. Блохина, я вдруг увидела совершенно иную сторону онкозаболеваний – познакомилась с теми, кто вылечился и живет 20, 30 лет. Я поговорила с врачами, с пациентами и поняла, что у меня есть шанс.

Мне было страшно, но я победила этот страх. Я доносила сына, и сразу после родов начался мой первый курс химиотерапии.

Я прошла 17 курсов химиотерапии, мастэктомию (операцию по удалению молочной железы), лучевую терапию. Через год решилась на пластическую операцию. После смерти родителей я получила наследство и посчитала, что восстановление груди – это то, на что я готова потратить деньги. Мне посоветовали очень опытного хирурга в Москве.

Рекомендацию удалить яичники я проигнорировала, а вот на удаление пока еще здоровой молочной железы и замену ее на имплант я согласилась.

С абсолютным спокойствием я отправилась на хирургический стол, оказалось – зря. Что-то пошло не так, после операции начался сильнейший воспалительный процесс, некроз, заражение крови. Я попала в реанимацию, врачи не верили, что я выкарабкаюсь. Однако через полтора месяца меня выписали в палату. На месте удаленной груди была самая настоящая дыра. Слишком много ткани пришлось срезать, чтобы остановить распространение некроза. Разрекламированный мне хирург тут же «умыл руки» – полностью снял с себя ответственность и отправил к другому врачу, который чудом согласился исправить ошибку и закрыл дыру кожным лоскутом. Сама же реконструкция отложилась – слишком измучен был организм, требовалось время на восстановление.

В 2019-ом я, наконец-то, на неё решилась. Я доверяла доктору, готовилась к операции и предвкушала, как скоро снова стану привлекательной. Однако, пластике не суждено было случится. По анализам у меня обнаружили лейкоз. Этого не ожидал никто. Теперь, с лоскутом кожи вместо груди, мне нужно было лечить новый рак – крови. В Туле сказали сразу – бесполезно, не выживет.

Меня госпитализировали в НМИЦ гематологии благодаря Фонду борьбы с Лейкемией, в который обратилась моя знакомая. Тут же началась высокодозная химиотерапия, практически без пауз. Это было очень тяжело – кожа почернела, выпали ногти, я не могла даже встать. Фонд нанял для меня сиделку, потому что находиться со мной в больнице было просто некому.

После первого курса химии я вошла в ремиссию, и Фонд борьбы с лейкемией открыл для меня сбор на поиск и активацию донора для трансплантации костного мозга. В российском регистре нашлись пять подходящих кандидатов, но по разным причинам отсеялись все. При этом, время шло, и трансплантация требовалась срочно. Выход оставался один – поиск донора в зарубежном регистре. Сумма была абсолютно заоблачной – 23 тысячи евро. Был снова открыт сбор, и я не верила тому, с какой скоростью начали поступать деньги!

Они рассказывали обо мне в соцсетях, просили свое окружение поучаствовать, верили в мое излечение и делали все, чтобы помочь. Я была невероятно удивлена, когда увидела, что мой пластический хирург лично помог мне деньгами. А еще мне написала девушка, с которой мы познакомились в больнице во время моего первого рака. Тогда я ее очень поддержала, успокоила, убедила, что ей нечего бояться. Это было случайное знакомство. И вот прошло время и, увидев где-то обо мне информацию, она решила помочь. Как оказалось, в свое время я очень повлияла на ее отношение к болезни, помогла справиться со страхом и теперь она захотела помочь мне.

Донор был найден в Германии. Меня начали готовить к трансплантации, но из-за пандемии коронавируса границы закрылись. Я не успела получить трансплантат.

Врачи были растеряны. В такой ситуации оказались очень многие пациенты. Фактически, мы лишались шанса на выздоровление. Когда перелеты снова станут доступны, никто не знал. Нас, таких «везучих», перевели на поддерживающую химиотерапию. Все это длилось несколько месяцев.

Вскоре по моему вопросу собрали консилиум – тянуть было больше нельзя. Нужно было где-то срочно найти донора, но все понимали, что шансы минимальны.

В июле обновился российский регистр и среди новых доноров оказался один единственный, который подходил мне на 90%. Я даже боялась радоваться раньше времени.

Когда я приехала на столь долгожданную пересадку и сдала анализы, оказалось, что у меня коронавирус. Пересадка костного мозга снова отложилась. Я не хотела верить и дважды пересдала анализы – они были отрицательными. Однако заведующая отделением настояла на двухнедельном карантине, который психологически я выдержала с трудом.

Наконец-то, день «икс» наступил. В процессе пересадки все тело ломило и выкручивало, безумно болели голова и шея, но на предложение врача сделать паузу, я ответила четким отказом. С одной стороны слишком не хотелось растягивать такое сомнительное «удовольствие», а с другой – слишком уж долго я ждала. Пора было получить то, во что я так верила.

С отцом своей дочки я развелась, когда она была маленькая. Отец моего сына, с которым мы так и не были расписаны, предал меня еще во время первой болезни. Номинально он был со мной – помогал ездить в клиники и прочее, но морально, внутренне, просто растаптывал. Так продолжалось какое-то время, а уже когда у меня обнаружили лейкоз, ситуация стала необратимой. Мне было очень тяжело это пережить. Кроме того, что я пыталась выжить, я была вынуждена справляться со всеми проблемами самостоятельно – ни папы, ни мамы, ни мужчины рядом.

Пережив так много всего, уже нет желания выходить замуж. Но очень хочется тепла, уюта. Хочется, чтобы рядом было мужское плечо, на которое можно было бы опереться, когда нужно, и знать, что рядом всегда есть тот, кто поддержит.

Во время лечения лейкоза мой сын жил у родителей своего отца. Дочке же приходилось справляться одной. Но она у меня молодец – сама готовила, убирала, ухаживала за животными. Даже 9-ый класс закончила с отличием и успела отучиться на визажиста.

За все время моих бесконечных госпитализаций я почти не видела детей. Ужасно переживала, скучала. За те несколько дней, на которые меня отпускали домой, я не успевала ими надышаться, не успевала насладиться тем, что мы вместе.

Сейчас я хочу как можно больше посвящать себя детям. Растить их, заниматься с сыном, готовить его к школе. Теперь я не работаю, наконец-то здорова, и могу быть просто мамой.

У меня есть небольшая дача в Тульской области, и мы с сыном решили, что летом будем сажать огород. Очень хочется вырастить арбузы! Мы даже семена уже закупили. Сын еще морковку хочет посадить – любит ее очень. Он загорелся этой идеей, мы постоянно обсуждаем что вот-вот, холода переждать только, и уедем на дачу на все лето.

Из органов меня уволили по состоянию здоровья еще во время лечения от рака молочной железы. После этого на работу я не выходила, а итогом лейкоза стала бессрочная первая группа инвалидности. Несмотря на то, что ко мне стали возвращаться силы, максимум, что я сейчас могу – это заниматься домашними делами, да и то в спокойном режиме. Поэтому о работе мне думать пока рано. Я увлекаюсь рукоделием, делаю кукол. Публикую фотографии своих работа в Instagram (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации) – специально завела для этого страницу. При этом я очень стеснительный человек, никак себя не рекламирую, но друзья говорят, что шить у меня получается хорошо. Хочу и дальше развиваться – пробовать новые техники, оттачивать навыки и, может быть, это станет моим основным делом.

Из-за всех своих болезней я вынуждена была проводить в больницах невероятно много времени. Я очень соскучилась по друзьям! Теперь я считаю, что 20 июля – день пересадки костного мозга – мой второй день рождения. Этим летом я хочу устроить настоящий праздник. Соберу всех друзей на даче и буду танцевать – душа просит!

Знаю, об этом еще рано говорить, но мне очень хочется познакомиться со своим донором. У меня была возможность отправить ему письмо (а может быть ей, я даже пола тогда не знала), и я получила письмо в ответ! Это было очень неожиданно и приятно. По закону мы можем встретиться только через два года после пересадки, поэтому нужно ждать 2022-го. Это отличный стимул беречь себя! А вообще, я по жизни оптимист и уверена – впереди у меня долгая жизнь. Даже если вдруг все становится плохо, я убеждаю себя, что это ненадолго и нужно лишь чуть-чуть потерпеть.

Помочь тем, кто лечится от рака крови сейчас, можно на сайте Фонда борьбы с лейкемией.

Мария Томич