Сколько можно страдать по прошлому? Рассуждает Алина Фаркаш

Мне кажется, что в нашей культуре будто поощряются страдания. Будто запрещается женщинам искать нового счастья.
Сколько можно страдать по прошлому? Рассуждает Алина Фаркаш
Не занимайтесь самолечением! В наших статьях мы собираем последние научные данные и мнения авторитетных экспертов в области здоровья. Но помните: поставить диагноз и назначить лечение может только врач.

Самое жуткое в этой истории было то, что муж и отец в той семье умер, когда его сыну не исполнилось и года, то есть пятнадцать лет назад. А вместе с ним фактически умерли, заморозились во времени и воспоминаниях его старенькая мама, молодая — и вмиг постаревшая — жена и сын, который в общем даже и не пытался жить. Мы смотрели на эту ситуацию будто с разных сторон одного и того же зеркала. Им — виделся ушедший и недоживший муж, сын и отец. Мне — нерожденные этой женщиной новые дети, ее неслучившийся новый муж, другая жизнь, сладкие внуки, маленький сын, забирающийся на колени к неродному, но все-таки папе.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Мне кажется, что в нашей культуре будто поощряют страдания. Будто запрещают вдовам искать нового счастья.

Меня до сих пор поражают всевозможные американские драмы, где часто говорят вдове или вдовцу, что прошел уже год со смерти любимого — пора уже ходить на свидания и начинать новую жизнь. Но я ни разу не слышала такого в российских фильмах.

Более того, считается, что даже после банального расставания неприлично слишком быстро начинать думать о новых отношениях. Я помню, как мы расстались с моим первым мальчиком — как только за ним закрылась дверь, я, обливаясь слезами, немедленно завела анкету на сайте знакомств. Не то чтобы я хотела немедленных отношений. Но решила, что ходить на свидания и знакомиться с новыми людьми будет как-то веселее и эффективнее, чем плакать в одиночестве. Тогда меня осудили все-все подруги. По их мнению, я должна была надеяться, что он вернется. Пытаться «отвоевать» его у соперницы... Ну или просто ждать. Неприлично идти на свидание на следующий день после расставания! Я спрашивала, какой срок было бы прилично выдержать?

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Какое время нужно страдать, чтобы обществу это было понятно и приятно? Но не было мне ответа.

Еще хуже обернулась ситуация в тот момент, когда я после развода пришла к гинекологу с просьбой подобрать мне контрацептивы. Мы развелись, когда сыну был месяц. К доктору я пришла, когда ему было четыре. Мне казалось, что три месяца — это огромный, ну, по крайней мере, достаточный срок для оплакивания неудавшегося брака и для начала новых отношений. Но доктор так не считала. Как же она кричала! Как же она ругалась! Молодая красивая доктор кричала, что я теперь мать, что я не имею права ходить по свиданиям, что я должна сначала вырастить ребенка и думать о ребенке — а не об этом вот самом. О том, что я уже выполнила свое женское предназначение — родила ребенка — и как мне после этого вообще не стыдно-то?!

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Я вышла от нее с грустными мыслями о том, что «вот это самое» — самое что ни на есть правильное думанье о ребенке.

Моему сыну нужна веселая, любимая и любящая мама. Моему сыну нужна полная семья. Еще ему нужны братья, сестры и побольше родных людей вокруг. И вот меньше всего моему ребенку нужен груз вины и ответственности за то, что я на него всю жизнь положила.
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Я знаю женщину, мать десятилетней дочери, которую она родила от единственного и случайного секса со своим боссом, которая все десять лет уже судится с ним за алименты, за время, проведенное с ребенком (он не хочет встречаться, но она пытается заставить), за то, чтобы он брал ее дочь вместе с остальными детьми в поездки и на семейные праздники. Она смертельно горюет и обижается на то, что ей не удалось подружиться с тремя его бывшими женами, и что семеро его старших детей от тех браков не хотят дружить с ее девочкой. «Они же братья и сестры! Родная кровь!, — говорит моя знакомая. — Они все относятся к Кате как к подкидышу, как к помехе! Мне так ее жалко...»

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Мне тоже смертельно жалко Катю. Я думаю про себя, что ее мама тратит удивительное, нелогичное количество усилий на то, чтобы каким-то образом проникнуть в ту семью. Проводит годы на обочине их жизни, страдая от того, что их туда не принимают, ее дочку, ее чудесную золотоволосую девочку — не принимают. Мне страшно спросить, зачем ей это? Зачем ей эти чужие жены и чужие дети? И чужой в общем-то, уже давно ненавистный мужчина. Ведь можно было растить Катю не восьмым никому ненужным колесом в чужой телеге, а единственной девочкой у своей мамы, самой ценной, самой любимой. А биологический папа — ну, возможно бы, появился. Или нет. Мне кажется, что любой вариант был бы лучше этого бесконечного отвержения. Этих нескончаемых судов, материнских слез о том, «как такой хороший ребенок может быть не нужен и не интересен близким родственникам», этой жизни, положенной на чужих людей.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Я не знаю, сколько страдать — прилично. Я только знаю, что переживание травмы не должно отменять необходимости строить новое.

Что моя подруга, недавно похоронившая мужа, все еще спит в его футболках и пока не решается разобрать его вещи. Но она уже ходит на свидания. Пока предупреждает мужчин, что она не готова ни к чему серьезному и может быть несколько заморожена и пуглива. Мужчины понимают. Мужчины берегут ее невероятно и пытаются немножко ее развлечь и улучшить ее жизнь — катают на мотоциклах и дельтапланах, прибивают полочки в доме, готовят ей ужины и передают игрушки ее маленькой дочери. Недавно она написала, что, кажется, влюбилась. А ведь любовь — всегда лучше смерти, да?