Галина Санько: военная корреспондентка, на снимках которой мы выросли

— Почему именно я и зачем такая срочность?

— У вас на погонах звёздочек больше всех, а сейчас уже идут бои за Харьков, мне надо успеть потом туда. Снимать освобождение!

Маршал рассмеялся, попросил блокнот фотографа:

— Как вас зовут?

В блокноте написал: «Тов. За­харов! Прошу выделить тов. Санько самолет для полёта в Москву и обратно». То была встреча двух живых легенд. К сорок третьему году фотокорреспондентка Санько и её снимки успели прославиться в СССР. Они украшали обложки журналов и сопровождали многие новости в прессе.

У многих снимков Санько, вошедших в историю, есть и своя маленькая история — обычно о риске. Например, однажды ей дали задание снять на Курской дуге подбитый немецкий танк. Именно ей — потому что уже знали, что Санько берётся за всё.

Танк стоял на нейтральной полосе. Галина ночью по-пластунски доползла до него и спряталась в окопчике. Днём из окопчика снимала; немцы, конечно, видели её и обстреливали. После заката поползла обратно и сдала снимок в номер.

В другой раз Санько присутствовала на боевых действиях в Латвии. Во время форсирования реки Айвиексте замявшихся бойцов увлекла за собой молодая санитарка Лиесма Мелюнас, первой бросившись переплывать реку. По линии советской обороны немцы открыли огонь, и корреспондентку ранили в голову. Но из госпиталя, едва дождавшись окончания перевязки, Санько отправила плёнку в редакцию. Портрет санитарки, сделанный перед атакой, украсил обложку журнала, и о её подвиге узнала вся страна.

Санько сделала её в освобождённом Петрозаводске. Освобождали город десантом с озера. Когда фотограф летела туда, Петрозаводск уже был занят советскими войсками, но ещё окружён со всех сторон, кроме берега озера, фашистами. Поэтому выбора, кроме самолёта, у Санько и не было, хотя его могли подбить в любой момент.

Случилась другая беда: заглох мотор. Самолёт упал; пилот еле сумел превратить катастрофу в жёсткое приземление. И у него, и у Санько вылетело несколько зубов, перекосило челюсти, всё тело — в ушибах, но, главное, оба живы и целы. Галина побежала пересаживаться на другой самолёт. «Что у вас с лицом?!» — «Это неважно, скорее в Петрозаводск!»

В городе ей показали, где находится лагерь. Дети стояли у проволоки и смотрели на Санько, не делая попытки заговорить. Они вообще не могли никак поверить, что всё закончилось, их освободили. Сделав знаменитый кадр, Санько поспешила в открытые ворота: так хотелось растормошить этих серьёзных не по-детски малышей, сказать им что-то утешающее, подбадривающее.

Только когда она вошла, просто вошла, без пропусков и прочего, дети вдруг всё поняли и поверили. Закричали: «Тётя!» Многие стали звать маму, другие, наконец, расплакались. Тут были дети не только из Карелии, но и из-под Ленинграда. Через двадцать лет Санько нашла девочку со своей знаменитой фотографии и с удовольствием сняла снова: дома, с двумя детьми, здоровую и весёлую.

Другая знаменитая фотография Санько — портрет зенитчицы Лены в первые дни после объявления мира. Девушка в кадре как раз закончила перед Великой Отечественной учиться на педагога, собиралась учить детей. А пришлось их защищать. На фронт ушла добровольцем. «Это не танцы, там убивают», предупредили девушку в военкомате. Лена смогла настоять, и её отправили служить в зенитно-артиллерийский полк. Мать узнала об этом от чужих людей, через полгода. Отец — когда вернулся с фронта.

Возвращалась домой Лена на поезде, с поезда развозили по сёлам на машинах. Мать предупредили кратко, по телефону: «Вашу дочь везут!» Выйдя из машины, Лена увидела, что мать надела всё чёрное. Все военные годы та ждала, что привезут гроб, и решила, что дождалась. А привезли — живую дочь.

Прославилась Галина и на ещё одной стезе: в погоне за красотой. Она стала первой советской женщиной, сделавшей пластическую операцию по подтяжке кожи лица. Причём в Париже! Для этого ей пришлось провернуть настоящую аферу.

Санько всегда очень любила свою красоту, холила её и лелеяла. Даже на фронте умудрялась накрутить кудри, порой и губы подмазать, удивляя солдат и офицеров своим нездешним, мирным видом. Сочетание «актёрской», легкомысленной внешности с бесстрашием и безумной страстью к работе корреспондента было просто убийственным и надолго оставляло о себе память.

Родилась Галина в 1904 году. Карьеру начала поздно — в конце двадцатых, с увлечением рассматривая репортажные фотографии в журналах, с удивлением обнаружила в подписях несколько женских имён. Значит, и ей можно для журналов снимать? Нашла курсы и уже в тридцатых начала карьеру, разъезжая по всей стране. В разгар Великой Отечественной ей было уже около сорока, и она всё равно умудрялась фасонить. А уж после Победы! Макияж, духи, золотые украшения, причёска, модный костюм, туфли на каблучке — вот был её обязательный набор.

«Почему на фотографии такие дряблые щёки?» обижалась она после посещения фотоателье. Признавать своё новое лицо не хотелось. Но как раз наступила оттепель, стали возможны знакомства за границей, свободнее туда стали ездить. И Санько решилась. В Париж! В клинику красоты!

С такой целью её бы никто, конечно, не выпустил, и Галя выбила себе рабочую командировку. Приехала, походила с камерой по улицам Парижа и... пропала со всех радаров. Редактор рвал волосы на голове. С ним проводили неприятные разговоры. Шума пока не поднимали: надо было ещё дождаться, когда Санько объявит о себе, как о невозвращенке, чтобы это уже комментировать.

Но неожиданно Санько вернулась. Выложила перед редактором снимки: женщины на улицах Парижа. Молодость, интернационализм, улыбки. На все вопросы отвечать отказывалась (хотя, надо думать, людям со званиями отчитаться пришлось). За границу больше не просилась и работала дальше, как ни в чём не бывало. А фасон продолжала держать до самой смерти — до семидесяти семи лет.

Фото: Галина Санько/ТАСС, Галина Санько/РИА новости